Еманжелинцы трудились в разных концах СССР и за границей. Сейчас в «НЖ» много публикаций об истории города, его становлении. Но еманжелинцы – кто по зову сердца, кто по другим обстоятельствам – в разное время работали и на «великих стройках
коммунизма» на просторах СССР и в братских странах.
Довелось и мне потрудиться на некоторых из них. В 1954 году меня после окончания горного техникума в Ростове-на Дону направили на Урал, в Еманжелинск, а через два месяца, 12 октября, призвали в армию. По зрению – в железнодорожные войска. Везли к месту службы в «почетных» телячьих вагонах. Батальон находился на южном берегу озера Байкал, в г. Слюдянка (биотит, добываемый там, шел на обшивку спутников как термозащита). В тот, 1954, год в армию подгребли всех. Со мной в одной роте служили зам. министра просвещения Каракалпакской АССР, артист, который играл негритенка в фильме «Миклухо-Маклай», и др. Служба была почти бесплатной, рядовому платили по три рубля (хватало на ваксу для сапог и на зубной порошок). Служили же по 3 – 3,5 года.
После принятия присяги мы начали строить железнодорожные пути, инженерные объекты на новом перегоне Иркутск – Байкал протяженностью 130 км – через горы, с двумя тоннелями. В морозы мы копали рядом с путями котлованы под железобетонные фундаменты для опор контактной электросети. Страшно было, когда несся состав, а ты находился почти под ним, на глубине 3,5 м.
В это же время на реке Ангаре ниже Иркутска разворачивалась тоже большая ударная Всесоюзная стройка – Братская ГЭС! Ее строителям приходилось ударно бороться и с москитами (мелкие, как тля), которые людям не давали покоя ни днем, ни ночью, поэтому молодежь приезжала-уезжала десятками сотен.
С пуском Братской ГЭС уровень воды в Байкале должен был подняться на два метра, поэтому проектом была предусмотрена защита железнодорожного полотна от разрушения байкальскими волнами – наклонной бетонной стеной высотой 1,3 м. В 25-50 метрах от полотна предусмотрены были волноломы. Проекты по устройству волноотбоев не всегда совпадали по месту с техусловиями, поэтому мне как геодезисту приходилось на месте решать технические нестыковки, в результате я даже внес два рацпредложения.
Кроме того, мы строили в городе промышленные и гражданские здания – школы, детсады и др., причем с расчетом на семибалльную сейсмоустойчивость. Все делали вручную, никакой техники в строительстве не применялось, большинство солдат не имели ни навыков, ни понятия о кирпичной кладке, о правилах приготовления растворов и бетонов, поэтому мне часто приходилось учить их этому на месте.
Были и минуты отдыха. Я трижды купался в озере Байкал, вода чистая, дно видно на десятки метров (в тихую погоду). Но, купаясь, надо только плавать, ниже 70 -100 см от поверхности вода ледяная.
Случались авралы. Рядом со Слюдянкой проходит хребет Хамар-Дабан, состоящий из ценного мрамора с промзапасами на 250-300 лет. Железнодорожную ветвь к карьерам мы проложили раньше, оставалось установить железобетонный пролет моста через речку длиной 35 метров. Нам на три дня дали железнодорожный кран консольного типа (таких в Союзе было только два) с вылетом стрелы до 50 метров, обслуживающий союзные стройки за Уралом, а также Китай, Корею, Монголию, Вьетнам. В это «окно» надо было уложиться. Мы, работая сутками в 40-градусный мороз, успели – мрамор пошел за границу и на Ангарский цементный завод для «выпечки» цемента высоких марок.
В мае 1955 года из Улан-Удэ наш учебный полк передислоцировали в Монголию на строительство железной дороги Москва – Улан-Батор – Пекин. Это была важная политическая стройка.
Прибыв к месту назначения – 150 км от китайской границы (пустыня Гоби), - разбили палатки. Ночью мерзли в бушлатах, а днем ходили в трусах и сапогах, так как песок просто раскалялся. И это в мае! В августе температура на солнце достигала 67 градусов по Цельсию! Палатку только обольешь водой – сразу высыхает! Ад! Работали рано утром и поздно вечером. По всему перегону копали водоотливные канавы, где-то присыпали полотно, вручную рихтовали пути, подбивали щебень под шпалы и т.д. Меня, знакомого с измерительными инструментами (нивелиром и теодолитом), назначили геодезистом – стало полегче.
Вскоре по путям с малой скоростью начали проходить пассажирские поезда, и мы стали наблюдать такую картину: в 12.00 поезд, идущий из Пекина, останавливался «в чистом поле», китайцы выходили и делали физзарядку. Чтобы не обидеть их, мы, хихикая, отворачивались.
В Монголии нам встречались эмигранты, которые выехали из страны в 20-е годы, но общаться с ними было нельзя.
Когда мы возвращались, при пересечении границы кричали «Ура!» – так хотелось домой, в СССР. С удивлением смотрели на монгольских пограничников: они ходили без поясов, винтовки висели на заборе, рядом бегали дети без штанов...
У нас же, в учебном полку в Улан-Удэ, дисциплина была строгая, без разрешения командира отделения – ни шагу! Тем, кто имел диплом техникума или института, присвоили звание «сержант» и отправили по домам. Произошло это уже в декабре 1958 года.
И. МИРОШНИЧЕНКО
Иван Михайлович Мирошниченко родом с Кавказа, по происхождению терский казак, но большую часть жизни прожил на Урале, в Еманжелинске, куда приехал по распределению. Начинал на шахте 18-бис, с нее ушел в армию, на нее вернулся. Потом, по окончании Московского горного института, преподавал в вечернем горном техникуме, был директором СПТУ № 113, затем работал на «Восточной» и «Батуринской».
